Авто?!!  :17:

Вообще-то, как раз неоднократно отмечалось, что она как раз НЕкрасивая. 

Красивой она кажется герою-рассказчику.

На следующем полотне был изображен праздник: бескрайнее поле изумрудной травы усеяно пестро-яркими шатрами, балаганами, ларьками; люди в нарочито цветастых, попугайных одеждах; гирлянды флажков и фонариков… А в небе над полем шел воздушный парад: множество воздушных судов неспешно, величественно шло по неправдоподобной лазури…
- Это летний карнавал… Не помню названия. Он посвящен солнцу, небу, воздухоплаванию и воздухоплавателям… Проводится в… Эх, тоже забыл! Я видел этот карнавал во снах – причем несколько раз, в разные годы. Ты не представляешь себе, как я удивился, когда увидел нечто очень похожее в одном из аниме Хаяо Миядзаки…
- Я знаю Миядзаки! – обрадовано закивала Юлия. – Ну, ты понял – не его самого, конечно, а его работы. Может быть, Миядзаки видел такой же самый сон?
- Возможно, он видел тот же самый сон. В его мультфильмах прослеживается множество параллелей с Миром-За-Стеной. Очень может быть, что у него тоже объединенное сознание. А может быть, он – один из заслуженных творцов этого мира…
Я вглядывался в этот сказочный карнавал, высматривая новые и новые подробности.
- Видишь – это военный корабль. Он сейчас пускает фейерверки вместо снарядов. А вокруг него – прогулочные аэростаты. Ишь, как их распапуасили!.. Кстати, в этом мире несколько иные законы физики. И там есть вещества, невозможные на Земле. Или необычно ведущие себя. Например, минералы с ничтожно малым или отрицательным весом. В чистом виде они не встречаются – иначе попросту улетели бы в космос – но, образуя вкрапления в породы, они вызывают странные эффекты.
- Парящие острова?!.
- Да. Но они сравнительно небольшие, эти острова. А еще воздухоплавание на Гроне начало развиваться очень рано – еще в древние времена. Почти одновременно с мореплаванием.
- Воздухо-плавание… Само слово наводит на мысль о неторопливости. Там все летательные аппараты летают медленно?..
- Нет, не все. Есть и быстрые, вроде наших самолетов, планеров и ракет. Но их считают отдельным классом, не смешивают с воздухоплаванием. И воздухоплавателей почему-то уважают больше, чем пилотов. 
На другой картине был замок. Замок на берегу. И на горизонте – парусник необычной конструкции.
- Видишь, во многих странах до сих пор используют и парусники, и луки, и мечи… Невозможно сказать, на каком этапе истории находится этот мир. Наши исторические термины малопригодны для его истории. Иной раз футуристическое соседствует со средневековым, не смешиваясь… Тем не менее, те страны, которые, на наш взгляд, застряли в средних веках – на самом деле тоже высокоразвиты. Это чистоплотное, мудрое и благородное средневековье, со сложной и глубокой культурой… Государств, народов, языков, верований намного больше, чем на Земле – правда, при этом страны намного меньше, чем здесь, а народы намного малочисленней. Есть также подземные, морские, подводные и даже парящие государства…
Перевел взгляд на следующую картину: исполинские машины, исковерканные и разбитые, лежали среди леса, который казался по сравнению с ними высокой травой. Громадные пушечные стволы глядели в небо с бессильной угрозой. На переднем плане виднелось несколько крошечных фигурок – видимо, детских, - этакие муравьи, взбирающиеся на ногу стального мастодонта…
- Это Лес машин! – обрадовался я, узнав и это место. – Это возле Глауполя. За городом. Около пятидесяти лет назад там была война – самая страшная за несколько последних столетий. Новоявленная Кройзеншельдская империя попыталась подчинить себе весь континент – но была разбита. В битве под Глауполем империя потерпела окончательное поражение. Они слишком полагались на свои шагающие машины, огромные и неуклюжие… Империя распалась, народы вздохнули с облегчением, а разбитые машины оставили лежать в лесах – в назидание будущим тиранам. Ну, оборудование и боеприпасы с них, конечно сняли… Это одни «шкуры» лежат. Кстати, не ржавеют…
У Юли были и другие картины и рисунки с пейзажами Грона – необычно живые, объемные, словно рвущиеся из плоскостей и рамок… На них были изображены места, незнакомые мне – но они все равно впечатляли не меньше знакомых.
- Знаешь, меня с самого раннего детства не оставляло чувство, что у меня – необычная, словно раздвоенная жизнь. Вроде бы с виду все обычно: родился и жил себе в своем городке, ходил в детсад, что-то рисовал, конструировал, играл с родителями и соседскими детьми… Но в то же время одновременно со мной рос и другой мальчик – Рой Сэль-Э-Мар. Или Лерой – это, вроде бы, его полное имя. Кстати, я совсем недавно узнал, как его зовут… Но Рой рос в другом городе, другой стране и вообще в другом мире… Но при этом этот мальчик каким-то образом был мной… Я не мог этого осознать или объяснить – я просто знал об этом, знал смутно – но все же был в этом уверен. Иногда я видел во снах тот другой мир – видел глазами Лероя. И думал его мыслями, и помнил его воспоминания… Там у меня были другие родители и другой дом, и друзья, имен которых я не мог вспомнить, проснувшись.
- А здесь у тебя друзей не было?..
- Почти не было. Я был веселым и общительным ребенком – пока не пошел в садик. Тогда-то и обнаружилось, что большинство детей сторонится меня – и даже боится. А почему они меня боялись – они сами не могли объяснить… Как только началась моя социализация – моя жизнь изменилась. Теперь мой родной мир и мир Роя стали для меня двумя противоположностями. Во снах я видел ту, другую, «хорошую» реальность – но ничего не мог сделать, чтобы остаться в ней навсегда… Я стал ребенком замкнутым. И грустным.
- Но почему же так получилось?..
- …А еще мне очень нравились кошки. Но многие из кошек, завидев меня, шипели и убегали. Собаки норовили облаять. Меня это очень огорчало. Да и взрослые иногда признавались, что им «не по себе от этого ребенка». Позднее, в школе, меня начали задирать. Но еще в младших классах я неожиданно обнаружил в себе странный талант уклоняться от любых ударов, захватывать и вывертывать руки или ноги противников. Задирать перестали – но начали чуждаться и бояться еще сильнее. Со временем я перестал тянуться к другим людям – раз уж почти все меня чуждаются. Однажды меня даже показывали детскому психиатру – но тот, кажется, не выявил ничего необычного и не смог ничего порекомендовать… А меня мое состояние огорчало. И даже пугало. А еще я завидовал Лерою, который жил в ярком и разнообразном мире, бегал с друзьями по зеленым лесам и желтым берегам, лазал по разбитым машинам, обучался каким-то диковинным наукам и искусствам… И я считал себя… злым. Плохим. И что я живу в этом мире в наказание за что-то. Казалось, что я в равной степени чужак и здесь, и там…
Я перевел дух и, немного погодя, продолжил:
- Разве ты никогда не ощущала ничего подобного? Не видела во снах тот, другой мир?.. Я не могу поверить…   
- Я вообще очень редко вижу сны… - призналась она. – А может быть – просто не запоминаю их. Но в тех, что я помню, была только разная муть вроде летающих ботинок и падений из окон. Обычная сновидческая мура… Ну, ты понял…
Тук-тук-тук!!! – громко и решительно застучал кто-то в дверь.
- А звонок на что?! – возмутилась Юля.
«Берегись!.. – зазудело у меня в груди. – Вести будут плохими! Приготовься!»
- Осторожно… Лучше я открою… - сказал я, выходя в прихожую. Положив руку на пистолет, я отодвинул щеколду и рывком открыл дверь.

Глава 29: Вечер кошмаров

Разве ж мы не акробаты
Чтоб по лестницам горбатым
Прыгать и скакать?!
И не каждый в белом – доктор,
Открывай же дверь и окна,
Чтоб уйти наверняка!
               
Э. Шклярский, «Гиперболоид»

За дверью обнаружился какой-то полубомж с бутылкой пива. Мелькнуло: «С каких это пор люмпены начали бутылочное пиво пить?!»
Но прежде, чем иллюзия успела пропасть, я успел догадаться, что передо мной – Вестник Посохов.
- А это снова я… - торопливо проговорил он, входя в прихожую и принимая свой обычный вид. – И сегодня мы пойдем на новое задание…
- Привет…  - рассеянно ответил я. – Что-то очень срочное?
- Да. И у меня нет времени звать на помощь других своих союзников. Впрочем, это может оказаться без нужды…
- Добрый вечер! – Юля вышла из комнаты и тут же удивленно покосилась на полиэтиленовый пакет в руках Вестника.
- Добрый вечер! – улыбнулся он, протягивая ей этот пакет.
- Что это? – удивилась та. С шорохом раскрыла пакет. – Горбуша?!! Спасибо, но не надо было… Да что же вы, в самом деле… - Она попыталась вернуть пакет магу, но тот забавно отдернул руки, складывая их за спиной.
- Азтрэя не хочет горбуши?! Горбуши взамен ставриде?! – рассмеялся Вестник (правда, довольно-таки невесело). – Вот уж не ожидал, что она окажется такой разборчивой! Впрочем, вернемся к делу… Сегодня произошло великое открытие! Наконец-то удалось изготовить небольшое, но эффективное, простое в производстве и в употреблении средство защиты от Заточенного…
- И когда же ты успел изобрести его? – удивился я.
- Нет, это отнюдь не моя заслуга. Благодарить нужно ученого по имени Дзэнниро, который сейчас работает в эпицентре. Как оказалось, мы ошибались, думая, что это средство окажется магическим. Маги так и не смогли разработать ничего по-настоящему эффективного. Каким способом останавливать волн – мы поняли еще во время первой волны. Но сегодня появился аппарат, способный дать стопроцентную защиту и от психических атак. Кто мог ожидать, что его изобретет не маг, а ученый-физик?..
- И аппарат уже переправили на Землю?..
- Да. Это намного проще, чем переправлять живые существа – но процедуру отправки выполнили наскоро, очень неточно… Я сам настоял на том, чтобы с этим поспешили. Наверное, я сделал это напрасно…
- И где же прибор теперь?..
- Он где-то в Крысограде. Но где именно – неизвестно. Его заключили в особое маскирующее поле – но оно продержится не более суток. Так что нам следует поспешить, чтобы отыскать его…
- Но как его найти? Город же просто огромен!
- Не забывай, что теперь у меня есть новый манипулятор – и я снова стал боеспособным! – Вестник продемонстрировал свой манипулятор, снятый с убитого Манга. Этот инструмент сильно отличался от потерянного «клыка»: он был сделан из красноватого металла и по форме походил на причудливый старинный ключ с тремя ажурными бородками. – Я легко смогу «пеленговать» прибор, выясняя сторону, в которой он находится. Чем ближе – тем точнее.
- А сейчас он далеко от нас?
- По-видимому, довольно далеко. Не могу точно определить, насколько… В Крысограде поисковая магия работает плохо – сплошные помехи и пертурбации… Я кое-как приспособился, научился выделять более-менее чистые сигналы от искомых предметов и людей – но все равно периодически ошибаюсь. А сегодня помехи особенно сильные…
- Сегодня Заточенный проявил необычную активность… - заметил я.
- Это была психическая атака, но необычная. Целенаправленная, сконцентрированная на одной определенной эмоции. Обычно они не имеют направленности, и разные люди реагируют на них по-разному. А тут – почти все начали радоваться… Иные люди смеялись до колик – причем без причины. Многие начали праздновать что-то, выбрав первые попавшиеся поводы.
- Провозглашение независимости…
- Да. Оно было особенно популярно. Хотя радоваться тут как раз нечему…
- Я думаю, что Заточенный экспериментирует над нами. Раз уж его «питание» как-то связано с нашими эмоциями, а он может вызывать эмоции у людей – почему ему не «отведать» какое-то определенное из наших чувств?.. – произнесла Юля. – Кто знает, насколько ему понравилась сегодняшняя эйфория… А вдруг он начнет устраивать такое каждый день?
- Или начнет испытывать другие эмоции… - добавил Вестник. – Что он изберет в следующий раз? Тоску? Злобу? Зависть?
- Думаю, нам пора идти… - сказал я. – Хорошо бы отыскать его до темноты… Сейчас с каждым днем темнеет все раньше.

Маршрутка остановилась с мучительным скрипом, разбудившим меня.
- Исчезнувших солдат считать погибшими?.. – пробормотал я, еще не соображая, где нахожусь.
- Что? О чем ты?.. – спросил Вестник.
- Еще одно сновидение…
- Везет же тебе – можешь и в маршрутке спать, и даже сны видеть! – съерничала Юля.
- Это тебе везет – на тебя никакие психоатаки не давят, ты не устаешь от них! – обиделся я.
Мы выбрались из маршрутки (я при этом умудрился больно стукнуться лбом, и без того натертым о чехол). Это была конечная остановка маршрутки – рядом стояло еще две такие же несчастные «газельки», обляпанные грязью. Это и была Салаваевка – не то район, не то поселок, не то поселок, поглощенный Крысоградом. Земля здесь была изрыта холмами и впадинами, и на этих впадинах лепились бесчисленные частные домики… Попадались и приличные ухоженные дома, и даже солидные особняки с заборами из кованных вензелей – но большинство домов было в жутком состоянии. Почерневшие, покосившиеся, наполовину ушедшие в землю – и в то же время заселенные людьми… Было и немало заброшенных домиков, их легко было отличить от населенных: по черным провалам окон и по высоченным сорнякам, выглядывающим из-за заборов.
- Так что же ты увидел во сне? – поинтересовался Вестник, в очередной раз пеленгуя сигнал.
- Сам не знаю… У меня есть смутные догадки на этот счет – но я боюсь даже этих догадок… Пока что не представляю, какое это может иметь дело к нашей истории. Если имеет вообще.
- Сигнал исходит из-за того холма! – Вестник указал на самый высокий из холмов Салаваевки, на вершине которого торчали какие-то трубы.
На самом деле я очень сильно подозревал, что те, другие сны все же имеют дело к нашей истории – догадки были смутными, но при этом настолько сильно пугали меня, что я был почти уверен в истинности. 
К холму вела узкая улица, мощенная старинной брусчаткой, очень извилистая – если не сказать «кривая». Уже через пять минут нашего пути она привела нас в ложбину между двух почти отвесных обрывов - причем неукрепленных. В Крысограде подобные обрывы не были дивом – но все они были укреплены камнем, кирпичными кладками или контрфорсами. Лишь эти салаваевские обрывы каким-то поистине чудесным образом выстояли на протяжении многих лет. Дорога, похоже, была проложена еще до революции – стало быть, и обрывы нависали над ней с тех самых времен… Может быть, их удерживало от обрушения то, что они не были отвесными – их мокрые земляные стены не образовывали с брусчаткой прямых углов. Местами из обрывов выглядывали древесные корни. Но самым удивительным было то, что прямо над обрывами жили люди! Куда ни посмотри, подняв голову – всюду были видны жутковатые покосившиеся заборы, возведенные на самых краях, фруктовые деревья, нависающие над дорогой, сараи, туалеты или даже дома…

- Это напоминает мне «Кысь» Татьяны Толстой! – заметила Юля. – Наверное, если это сфотографировать и показать каким-нибудь иностранцам – они не поверят, что такое возможно в Европе.
- Да уж, здесь настоящий Федор-Кузьмичск!.. – подтвердил я. – Разве что люди здесь без Последствий.
Некоторые заборы покосились настолько, что угрожающе нависали над дорогой. Мы сторонились таких мест – от греха подальше. А иные из заборов имели совершенно гротескный вид – они были сделаны из всевозможных подручных материалов: разноразмерных досок, реек и планок, старых дверей, обломков мебели, кусков шифера и жести… Даже автомобильные скаты и сетки от панцирных кроватей попадались.
- Когда я учился в Заводи, одно время я снимал комнату в похожем районе… - вспомнил я. – Я около года прожил в таком же недоселе. И знаете, что меня удивляло на протяжении всего этого года? Местные жители встречались мне крайне редко. Бывало так, что я на протяжении недель не встречал на улицах этого района ни одного человека. Будто в зоне отчуждения живешь. Аж жутковато! Только собаки лаяли за заборами…
- И что же – в Заводи тоже есть такие кошмары?.. – удивилась Ю-Ю. – Я думала, что такое возможно только в Крысограде…
- Нет, в Заводи, пожалуй, было поприличней. Там деградация не бросалась в глаза так, как здесь…
- А теперь попробуйте представить, каково было мне приспосабливаться к таким зрелищам! – прибавил Вестник. – В моем родном мире такого не бывает – во всяком случае, в больших масштабах. А если и увидишь что-то похожее – это будет казуистика. Позорное исключение.
- Подумать только! А ведь есть еще и мир, находящийся ниже нашего! – произнесла Юля. – Еще хуже нашего!
Какое-то время мы шли молча. Холм с трубами пропал из виду, и мы не могли судить, долго ли нам осталось идти. Вестник собрался было сделать еще один пеленг – но неожиданно раздавшийся собачий вой помешал ему.
У меня по коже побежали мурашки – настолько жутко и неестественно звучал этот вой. Множество собак завыло одновременно – быть может, все собаки Салаваевки. Выли они отчаянно, протяжно и надрывно – но не с тоской, как воют на луну, а скорее с ужасом. С невыносимым, мучительным ужасом – когда нет ни сил, ни возможности чем-либо помочь себе.
- Да что же это?.. – встрепенулись мы. – Новая атака?..
Присоединяясь к собачьему вою, над Салаваевкой пронесся человеческий крик – нечленораздельный, словно звериный. Трудно было сказать, что он выражал. Мне показалось – очень дикий восторг.
- Это опять наш «маленький друг»… - сказал я. – Просто мы защищены феноменом, и потому ничего не чувствуем.
- Нам нельзя задерживаться… - покачал головой маг, поднимая блестящий манипулятор. Левой рукой он вытащил из кармана горсть серебристых шариков. – У этого манипулятора есть серьезный недостаток – нет контейнера для поплавков… Приходится держать в кармане. Хотя точность у него выше, чем у моего старого…
Шарики-поплавки образовали в воздухе пульсирующее кольцо, медленно поворачивающееся вокруг вертикальной оси – то в одну сторону, то в другую… Вестник делал манипулятором осторожные подталкивающие движения, не касаясь кольца.
- Проклятие! – выругался он, резким раздраженным движением хватая поплавки и возвращая в карман. – Сигнал неожиданно прояснился! И знаете, что обнаружилось?! Прибор находится в совсем другой стороне, и довольно далеко!!!
Он размашисто указал манипулятором куда-то в сторону реки.
- Бежим обратно к маршруткам… - предложил я. – Придется ехать куда-нибудь и пеленговать по дороге… Только так можно выяснить точное расположение…
Собаки между тем смолкли. Кричавший человек начал выкрикивать ругательства – громко и злобно. Как и у большинства крысоградцев, брань у него была очень убогой и однообразной, состоящей буквально из пяти-шести слов.

- Видимо, за ее цепью тащилась доска, отодранная от будки, - пояснил Вестник. – И эта доска зацепилась за забор. А забор – гнилой, одни черви да ржавые гвозди.
- Разворотило приличный кусок, - добавила Юля. – И все на нас посыпалось.
- А вот этим горбылем, значит, меня и пристукнуло… - Горбыль был не очень тяжелый, но с острыми углами. Наверное, меня и ударило одним из этих углов. – До сих пор же болит!
Дотронулся до ушибленного места – и нащупал большую ссадину. Мокрую и теплую. По левому виску пробежала щекотная капелька.
- До крови же разбило! – испугалась Юлька. – Надо обработать чем-то!
- Ничего страшного. Просто маленькая ранка…
- У меня есть бальзам для регенерации, но его надо беречь для более серьезных случаев, - сказал Вестник.
- Вот и прибережем, - Я прижал к ссадине носовой платок.
Мы пошли дальше – и я тут же отметил про себя, что дрожь под ногами никуда не делась, скорей даже усилилась.
- А я успел увидеть Эпицентр… - проговорил я. – Видно, я все-таки потерял сознание – пусть и ненадолго. Ничего не успел понять. Там началась какая-то активность. В кого-то стреляли…
- Может быть, новый прорыв… - мрачно ответил Вестник. – Как только вернусь в резиденцию – свяжусь со штабом и все разузнаю.
Вот и показалась конечная остановка, и бордовая «газель», одиноко стоящая у обочины. А вибрация начала опять набирать силу – и набирать стремительно… Собаки опять подняли вой и скулеж.
- Надеюсь, то была последняя собака-суицидент! – Юля с опаской поглядела вверх.
- А я надеюсь, что водитель маршрутки никуда не делся… - возразил я. – Что, если он куда-то убрел или убежал? Мы не раз такое видели во время атак!
Навстречу нам по улице-траншее бежал какой-то полуголый пузатый гражданин, похожий на гоголевского Пацюка. Видно, выскочил из дому, не одеваясь.
- Собака… Собака насмерть забывся?.. Чы ни?.. – обратился он к нам, заикаясь от волнения. – Чы вы не бачилы?..
- Насмерть, насмерть… - мрачно ответил ему Вестник.
Мужчина поравнялся с нами, всхлипнул и прибавил шагу – видимо, сам увидел свою собаку, лежащую на мостовой.
«Бу-пу-бу-бу!!!» - вновь заголосила труба. «Мак-ху! Мак-ху! Тон-По-Мак-ху!!!» - подхватил целый нестройных хор голосов. «Как хорошо, что звук доносится издалека!» - подумал я.

Водитель решил включить радио – но музыка почти перекрывалась зудящей помехой, словно пульсирующей без ритма. «Ззы-ззззы-зы!» - зудело на «Шансоне». «Зззззы! Зззы-ззы-зы!» - жужжало на «Русском радио». Звук чем-то напоминал жужжание мухи, бьющейся об окно. В нем чудилось усилие, напряжение и отчаяние. В конце концов водитель выключил магнитолу, поняв, что на всех каналах услышит то же самое.
- Возможно… электромагнитной природы… - неразборчиво произнес Вестник. Словно он находился за стеной.

Я успел понять, что уже вижу новый кошмар. Но этот кошмар тут же захватил мои разум и чувства, изменив и переплавив их. Кошмар уже не был кошмаром – я снова чувствовал свободу, силу и злобное торжество.
Вокруг была темнота – почти полная. Но я отлично видел малейшие неровности пола и стен, причудливые наросты сталактитов и сталагмитов, похожие на растекшийся парафин.
Ни шороха, ни треска… Ни один камешек не вылетит из-под моей ноги… Ничто не нарушит тишины… Ничто не вызовет подозрений…
Впереди, за несколькими изгибами пещеры, с шумом двигались сихирты. Я видел на стенах отблески их фонарей. Очевидно, они ожидали возвращения своего капитана.
К сихиртам я подошел нарочито шумно, потеревшись боком о стену. Тем не менее, они все равно испугались и вскинули оружие, целясь в меня.
- Простите, господин! – с дрожью в голосе воскликнул один из них, опуская оружие и падая на колено. – Мы приняли вас за одного из тех!..
Остальные последовали его примеру.
- Ты думаешь, что вы смогли бы причинить мне вред, маленькие сихирты?! – усмехнулся я. – Ступайте же на поверхность, к своему капитану! И пусть никто не подходит к каверне, пока я не разрешу!
- Есть, господин! – И они послушно затопали к выходу, часто и тяжело топая – маленькие неуклюжие уродцы. – В каверне есть еще много тех существ! – предупредил меня какой-то сихирт.
- Смешные сихирты… - проскрежетал я на своем языке.
Вскоре я увидел отблеск свечения, так давно манившего меня… Ни наяву, ни в грезах я не видел ничего подобного!... И ни один из криган – тоже не видел…
«Я не знаю, чем ты являешься, и я не знаю, какой от тебя прок, - мысленно обратился я к Сиянию. – Ты таишься от моего провидения, ты пытаешься спрятаться от меня – но тебе все равно не скрыть всего… Походы и охота предстоят нам – но я не знаю, какую роль ты сыграешь в них…»
Сияние беспорядочно вспыхивало, перетекало и сжималось. Назначение этих мутаций было непонятным – но в самом их скрытом ритме чувствовалась суматоха, активная ответная реакция…
«Я чувствую твой страх – хоть и не знаю, живое ты или неживое… Но я изучу и пойму тебя… Никто в моем роду еще не охотился за тем, что не имеет ни души, ни тела…»
Я выскользнул в каверну, служащую Сиянию домом и увидел, что вся ее полость заплетена миллионами невесомых сияющих жилок. Жилки заполонили воздух ажурными узорами.
Я шел сквозь этот ажур, расступающийся и рушащийся предо мной. Шел к вспыхивающему сердцу Сияния… Прямо передо мной вырастали новые световые жилки, образуя новые соты и решетки – чаще и плотнее прежних. Сияющая ткань ткалась на моем пути – жалкая попытка задержать меня.
«Тщетно. Тщетно. Тщетно.»
Рвущиеся волокна бессильно цеплялись за мои шипы и щитки.
А затем на фоне сердца Сияния возникли силуэты. Несколько десятков уродливых четвероногих фигур с неуклюжими телами, словно насаженными на непропорционально тонкие конечности. Существа сгрудились перед сердцем Сияния, явно намереваясь его защищать.   
Я резко выпрямился, принимая боевую стойку. Хвост – согнут в напряжении, как пружина. Руки – подняты, готовы бить и отражать удары. Когти направлены на врагов. Большие пальцы – отогнуты. Челюсти приоткрыты.
Сияние всколыхнулось и его защитники сделали нервное неуверенное движение в мою сторону.
- Хайя-я-я-а-а!!!! – Глубоко вдохнув, я издал громкий и пронзительный клич – мощный конус звуковых волн, перенасыщенных злобой и угрозой, обрушился на странных тварей.
Они бросились врассыпную, спотыкаясь и сшибая друг друга. Собственно, я и не надеялся на то, что они решатся вступить со мной в бой. На месте осталось только одно существ – одно из самых крупных.
Одинокое существо осталось на месте, нервно топая паучьими ногами. Через несколько секунд оно решилось и бросилось на меня – побежало таким странным аллюром, какой-то пародией на лошадиный бег.
Оно само налетело головой на мою правую руку, небрежно вытянутую навстречу. Щелк! – и мои пальцы сомкнулись вокруг его головы, словно капкан. Когти уперлись в грубую шкуру, в какие-то щитки и твердые наросты. Вероятно, эти твари состояли в каком-то отдаленном родстве с нами, криганами – уж очень похожее строение имели наружные покровы. Нечто знакомое было и в челюстях, которыми оно яростно захлопало, и в резких движениях несуразных изломанных ног…
Я подержал его немного, с интересом наблюдая за его бессильными попытками освободиться. А потом сжал кисть, и когти с хрустом провалились в его голову, пронзая и броню, и кость…
Свечение перестало дергаться – оно замерло, словно группируясь перед броском. Я осторожно приблизился к его средоточию – не вплотную, но близко…
Что увидят мои руки?.. Что откроется моему провидению?..
Мои когтистые кисти на фоне Сияния казались странными, сюрреалистичными силуэтами. 

Волна животного ужаса и отвращения накатилась на меня внезапно, вмиг вышибла меня из кошмара и вернула в тело Романа Селиванова, сидящего в крысоградской маршрутке.
- Как это… Как это отвратительно!.. – выдавил я сквозь зубы.
- Новый сон?.. – поинтересовался Вестник. – Расскажи о них, наконец… Что за отвратительные сны ты видишь?

Я промолчал. Я был бы рад избавиться от трети или даже половины души и разума – лишь бы забыть о Провидце, пронизывающе-жутком и отвратительном существе, не видеть снов о его мрачном мире и не произносить слов на его страшном языке. Ощущение силы, власти и свободы, приходящие в видениях, также были отвратительны – они были чужды моему человеческому началу, шли вразрез с людскими инстинктами и психикой.
Скоро мы доехали до центра города и вышли на остановке «Улица Бехтерева» - около той самой улицы Бехтерева, которая «прославилась» приватизацией психбольницы и ночной дракой. Дождь к тому времени прекратился, оставив после себя сотни ржавых луж и грязевых ручьев, над которыми клубилась почти что видимая влажная дымка. Было уже довольно темно.
Вестник запеленговал прибор – теперь, с его слов, сигнал исходил со стороны большого жилого массива, выглядывавшего из-за корпусов бывшей больницы.
- Если окажется, что прибор «упал» к кому-то в квартиру, будет очень весело… - предположила Юлия.
- Возможно, сигнал идет не от домов, а из-за домов, - ответил маг. – Но это нужно проверить…
Я сбегал к ларьку «быстрого питания», прилепившемуся к остановке, и взял там стаканчик кофе «три-в-одном» и черствоватую пиццу. Кофе стоил почти втрое дороже обычного – видимо, оттого, что был приготовлен «ИЗ ПРИВОЗНОЙ ВОДЫ». Так гласила записка, прилепленная рядом с ценниками и загораживающая многие из них. Что ж, я поверил на слово – ведь кофе был единственной надеждой на отсрочку сна…
Мы направились к бывшей больнице, обходя рыжие и оранжевые лужи. Корпуса больницы с вынутыми окнами, облепленные лесами и завешенные пленкой, выглядели болезненно и уныло. Двухметровый бетонный забор уже успели разобрать и заменить оцинкованной оградой – как вокруг строек.
- В этих зданиях можно было бы организовать отменный изолятор, - заметил я. – Но нет – для этого продолжают использовать гостиницы и купеческие дома.
- А ты что хотел? Это теперь частная собственность! – ответила Ю-Ю.
- Антоние Хала, если не ошибаюсь, - добавил Вестник. – Здания куплены на имя кого-то из его родичей или друзей – но все равно фактическим владельцем является депутат Хала. Вот вам и закон о предпринимательстве!
- Черт возьми, но ведь там есть и пищеблок, и просторные палаты, манипуляционные кабинеты… Больница просто просится на роль изолятора или госпиталя! – продолжал я.
В глаза бросался один из корпусов, выступающий из оцинкованного кольца – наверное, там был актовый зал, или зал ЛФК, или что-то в этом роде. Его успели перестроить до неузнаваемости, превратили в безвкусную серебристую коробку, увенчанную неоновой надписью «Mad House». Причем несколько букв уже было разбито, а застекленная дверь – украшена трещинами. Видимо, это и был злополучный корпус, «прославившийся» своим «Пиром во время чумы».
- Хотела бы я знать, где сейчас больные, лечившиеся здесь… - произнесла Юлия. – Может быть, они сейчас бродят по улицам с топорами?.. Нет, мы, конечно, слышали о сокращениях коек в психушках. В этой больнице их тоже уже сокращали. Но чтобы такое!.. Эта страна похожа на кошмарный сон – и безо всяких Заточенных, и безо всяких культистов…
Когда мы обошли бывшую больницу (а она занимала весьма приличную площадь) и поднялись на какой-то пригорок, мы обнаружили, что больничный парк бесследно исчез – вырублен и выкорчеван; а больничная церквушка была сровнена с землей. На их месте, судя по всему, намечалась какая-то грандиозная стройка.
- Там же церковь была! – ужаснулся я. – С «чудотворной» иконой от душевных болезней! Нет, это уже не просто беспредел… Это – даже не кощунство, такому даже и названия нет. Я никогда не был религиозен – но это все равно отвратительно для меня.
- Хотела сказать то же самое! – кивнула Юля. – Читаешь мои мысли…
Возле двух старых корпусов с недвусмысленным видом стояли бульдозеры, экскаватор и кран. И, насколько я смог разглядеть в сумерках, возле гусениц крана лежало, ожидая работы, огромное чугунное ядро.

- Идем, идем же! – затормошил меня кто-то. – Выброс закончился!
Я потряс головой, возвращаясь в обычное состояние.
- Нет, можно не волноваться насчет прорыва. – говорю Вестнику. – Это почти что ложная тревога. Просто на Грон забросило одного беднягу… Жаль, что его тут же расстреляли.
- Житель того мира?
- Да. Я не думаю, что он представлял собой какую-либо серьезную угрозу. Какой-то карлик. Кригане используют их для подземных работ.
«Двое солдат бесследно исчезли…» - кажется, так говорил карлик-капитан? Вероятно, убитый и был одним из этих двух солдат. Но тогда куда делся второй?.. Может быть, его тоже застрелили на Гроне, но я просто не заметил его? Или не успел увидеть?
По скрипучей и ржавой металлической лестнице мы поднялись к жилому массиву. Девятиэтажки стояли какими-то неодинаковыми и нескладными строями, словно микрорайон проектировали, размечали и строили пьяные. Поодаль, у подножия холма, прилепилась котельная – ее большая кирпичная труба была удлинена посредством металлической трубы, причем вдвое тоньше. На склоне, возле лестницы, сиротливо приткнулось несколько частных домиков, чудом уцелевших после застройки района.
«СВОЛОЧИ! НЕ БРОСАЙТЕ МУСОР!» - написал кто-то (видимо, хозяин одного из домиков) на большой фанерке, прибитой к колу. Куда именно запрещалось бросать мусор – я так и не понял. Что ж, сволочам виднее…
Дальше был большой двор с убогим детским садиком посредине. За этим двором – еще один. Почти такой же. Только вместо садика была подстанция.
Во дворе царила странная атмосфера: этакая смесь уныния, отчужденности и душевной пустоты. Я уже знал, что от общаг исходят невидимые потоки тлена и подавленности, и сторонился улицу, застроенных общагами. Помните улицу Скабичевского? Здесь же было иначе. Уныние и отчужденность не низвергались на меня и мой Дар – они просто заполняли собой дворы и дома, как стоячая вода заполняет заброшенный пруд. Конечно, это было лучше, чем атмосфера общежитийных кварталов – но все же отнюдь не приятно.
- Никогда особо не задумывался об этих людях… - Я обвел взглядом сгрудившиеся девятиэтажки. – Об «обычных» людях… Не представляю себе, как можно жить, будучи одним из них. Я бы не смог вести этот «нормальный образ жизни». Воображаю: вот   прихожу я на свою работу, и мне весь день мотают нервы со своими сыворотками, группами-резусами, дерьмом и мочой, экспертными оценками… Прихожу с работы. А дома – жена ругает за маленькую зарплату, ребенок пищит… Что тут, действительно, останется? Только сидеть в трениках перед быдлоящиком! Делать вид, что смотришь – а смотреть-то и нечего. Переключаешь и переключаешь каналы, щелкаешь и щелкаешь – а там одна реклама и сериальчики… И на работе – дерьмо, и дома – дерьмо, и на экране – дерьмо.
- Это как клетки с канарейками, - отозвался Вестник. – Как многоэтажные клетки, где они обучаются друг у друга пению. Тут примерно то же самое: все подражают друг другу, копируют друг друга - и страшно боятся выделиться, страшно боятся всего непривычного. Но, при всем при том, каждый замкнут в своей клетушке. Никому ни до кого нет дела. За исключением тех случаев, когда кто-то хоть чуть-чуть отойдет от шаблона, зачирикает не так, как соседи. Тогда все начинают шептаться: «А вы слыхали, что у него треники бордового цвета?!» Такие города – самый лучший пример стадного общества, стандартизированной логики и стереотипной психологии.
- Разве у вас не так? – поинтересовалась Юля.
- Так, но не совсем. Наверное, во всех мирах люди (или кто там вместо людей?) стремятся сбиваться в кучи, держаться тех, кто наиболее похож на них. Но у нас, на Гроне, это не бросается в глаза так, как здесь… У нас нет таких огромных перенаселенных городов. Нет домов-муравейников. Нет, не подумайте, конечно, что у нас все живут во дворцах – просто у нас нет такого агрессивного коллективизма. У нас в этом просто нет нужды: на нашей планете всего два с половиной миллиарда жителей. Погодите-ка, я запеленгую снова…

Грох! – рявкнуло оружие. Каким-то чудом он промахнулся (хотя я отчетливо ощутил, как горячая дробь пролетела совсем рядом с моей рукой), и заряд улетел в палисадник, ломая ветки, дырявя и отшибая желтые листья.
Грох! – вспышка ослепила меня, и я, резко оттолкнувшись от земли, прямо-таки улетел в намеченное укрытие, с лету стукнувшись плечом о метлахскую плитку. Позади зазвенело стекло – это чье-то окно, разнесенное дробью, высыпалось на асфальт. Странно, но второй выстрел тоже прошел мимо.
Прижавшись к холодной плитке, я вытащил «Плеть». На сей раз она была заряжена резиновыми пулями, и на сей раз я уже был прекрасно знаком с инструкцией по эксплуатации. Не дожидаясь, когда враг сменит позицию, я по-бандитски выстрелил в него, укрываясь за стенкой. Ему было достаточно сделать несколько шагов, чтобы свободно прострелять мое жалкое укрытие.
Но карлик сноровисто уклонился от моего выстрела и снова бабахнул. Я едва успел отдернуть руку с пистолетом. Свинец застучал по плитке.
- Не лезь, сейчас я его… сам!!! – крикнул мне Вестник. Я не видел его из-за листвы кустов, высаженных вдоль фасада. Но голос доносился совсем не оттуда, где я видел мага в последний раз.
Грох, грох, грох!.. – уродец выстрелил еще трижды, но уже не в мою сторону. Грох!.. Звякнула гильза. Затем послышалась торопливая возня, что-то щелкнуло, звякнула пружина. «Перезаряжается!!!» - смекнул я и снова выглянул во двор. В этот же миг передо мной мелькнули два человека, выскочившие из подъезда. Они подскочили к маленькому вояке (он уже развернулся к дому спиной и, похоже, замешкался с перезарядкой) и ухватили его за локти, опрокидывая на спину. Я бросился к ним на помощь. Подбежал и Вестник – он сильно пнул карлика в руку, намереваясь выбить дробовик. Карла злобно заругался на своем языке, но дробовика не выпустил. Пожалуй, мне следовало выстрелить в упор и оглушить его – но почему-то мне стало совестно это делать. Тогда я спрятал «Плеть», вцепился в ружье и попытался вырвать его – куда там! Карлик держал дробовик только одной рукой – но, казалось, в его корявых пальцах было больше силы, чем в обеих моих руках!
Парни, державшие его за локти, тоже с трудом справлялись – коротышка яростно вырывался, одновременно пытаясь затолкать в ружье магазин. Вестник бросился на него, придавливая его грудь коленом, ухватил за левую руку, сжимавшую в кулаке магазин. Карлик начал брыкать ногами и бодаться каской. Я снова и снова удивлялся его силе: у меня не получалось никаким способом обезоружить его. Пытался и вырывать его дробовик, и выкручивать, и бить по тыльной стороне ладони (а это довольно-таки больно – обычно пальцы от этого немеют и сами собой разжимаются)…
Чтобы не затягивать борьбы, Вестник вскочил и наставил на карлика манипулятор. Серебряные шарики бестолково покружились в воздухе, потом сбились в кучку, а затем сделали резкий выпад в сторону нашего врага. Карлик перестал биться, замер, судорожно поджимая ноги, а потом зашелся криком…
Это было настолько неожиданно, что и я, и два смельчака из подъезда ослабили хватку. Карла тут же вырвался, попытался вскочить на ноги, упал, неуклюже взмахнув руками и нечаянно выпустив магазин. Магазин пролетел несколько метров, сверкая в воздухе, и громко звякнул об асфальт. Я даже успел разглядеть, как из него посыпались патроны – толстые и куцые, похожие скорее на охотничьи, чем на боевые.
Прежде, чем кто-либо успел что-то сообразить, солдатик вскочил и бросился наутек, смешно перебирая кривыми ножками и безалаберно размахивая ружьем. Два парня погнались за ним. Люди, попрятавшиеся в подъездах и подворотнях, высыпали во двор и присоединились к погоне. «Как трусливые собаки», - подумалось мне. Погоня скрылась за углом.

Отредактировано Sciolist (2012-07-07 22:09:42)

- Ненавижу эти экстремальные ситуации. Всегда сбегаю, если становлюсь свидетелем какого-нибудь несчастья… - зачем-то признался я. Спонтанно вырвалось.
- То есть? Почему? – не поняли меня.
- По законам этой страны, любой врач должен оказать помощь, если оказался на месте несчастного случая или какого-то бедствия. В противном случае – уголовная ответственность. И тут получается мерзенькая ситуация: я – врач по образованию, и работаю, казалось бы, по специальности. Но при этом я не смогу ни грамотно оценить ситуацию, ни правильно оказать помощь. К медицине я и близко никогда не лежал! Хех, «доктор Селиванов»!..
Вдалеке выла милицейская сирена, потом присоединилась сирена «скорой помощи»… Когда они звучат – мне всегда становится не по себе: «Проезжайте мимо, проезжайте! Я прохожу мимо, я – просто электрик, я ничем не мог помочь при всем желании!» Вспоминаются мои бегства с мест происшествий – мои профессиональные преступления… К счастью, таких бегств было всего два, и никто не успел заподозрить во мне врача.
«Что за несуразное название – «сирена»? – рассеянно подумал я. – Если бы сирены пели такими же голосами, моряки только пугались бы и спешили уплыть прочь!» 
Вестник снова начал какие-то манипуляции с жезлом и поплавками – наверное, пеленговал прибор.
- Конечно, это паранойя. Но иногда мне кажется, что после того, как я окончил академию, на меня легло какое-то клеймо – клеймо врача. Как татуировка на лбу. Мерещится, будто все сразу и безошибочно видят во мне врача. Хотя какой из меня врач?! Меня же трижды едва не отчислили из этой академии! А еще дважды я пытался отчислиться самостоятельно – один раз хотел «саботировать» сессию, в другой раз собирался забрать документы. Но ничего не помогло… То кто-то отговаривал меня, то кто-то проявлял ненужное сочувствие… Так и получил диплом, ничего толком не зная и не умея… Разорванный, распыленный, бесполезный человек!
- Нет, не надо так… - возразила Юля.
Сирена «скорой» смолкла. Видимо, карета приехала в злополучный двор.
- Ну а кто же я?.. Я – не врач, не писатель, не переводчик, не фотограф… Так – всего по чуть-чуть. Мозаика лоскутная. Давным-давно бы бросил эту медицинщину – но не имею права, раз уж вышел на распределение. Осталось терпеть один год… Даже меньше года. До следующего лета. Не знаю только, увижу ли я его…
Юля тяжко вздохнула.
- У меня опять плохие новости! – повернулся к нам Вестник. – Мы снова пошли в неверном направлении.
- Что?!! – в один голос воскликнули мы.
- Но на этот раз сигнал очень сильный – прибор находится неподалеку. В этом нет сомнения. Даже если направление снова будет «скакать» и путаться – нам будет проще определить правильное.
- …И не придется кататься по городу, - добавила Ю-Ю.
Пройдя этот уродливый ступенчатый двор, мы оказались на пустыре, посредине которого, к нашему изумлению, рос… камыш.